Литература » Экологический роман

Когда в марте 1964 года они встретились, Ася словно в каком-топреступлении призналась:

- А я в заключении на Пятьсот первой была! - Она знала Голубевуизвестно, что такое Пятьсот первая.

- В бараке? Вблизи Лабытнанг?

- В бараке. Сорок километров от Лабытнанг. Ася была живой из мертвых, но и это не все - она была в бараках Пятьсот первой .

Что там было? Вокруг ее барака?

- Горы .

- Речка? Какая?

- Речка? Собь. .

Так и есть: он бывал в Асином бараке, промерзшем, сыром, с узкими окошечками у самой земли. В 1954 году, летом, когда ехал из Лабытнанг в Сейду.

Пятьсот первую расформировали, но Асю и тогда не пустили в Москву,в европейскую часть СССР не пустили, и она несколько лет жила в Березове,в поселке при впадении Северной Сосьвы в Обь, там когда-то был в ссылкеМеншиков (суриковский "Меншиков в Березове"), и Голубев коротко надень-два - в те же годы тоже бывал в Березове с инспекторским барометром. Но они не встретились.

Голубев пытался объяснить Асе эпопею Пятьсот первой, чудовищныйзамысел и против людей и против природы, два совмещенных зла, но Асясказала:

- Года через два, будем живы, я тебя выслушаю, я пойму. Сейчас ненадо, не могу!

Голубев заговорил об Ангальском гидростворе, Ангальском мысе Асявидела мыс не один раз - он, вспоминая, произнес слово "красиво".

- Красиво? - вздрогнула Ася. - Отложим и этот разговор. На год . Голубев - о проекте Нижне-Обской ГЭС, Ася слушала вся внимание,он кончил, она спросила:

- Если бы эту ГЭС начали строить? Сколько бы на стройке погиблолюдей?

- Много . Но меньше, чем это было бы при Сталине. Ася сказала:

- И об этом - в другой раз. Об этом достижении. Голубев, смущенный и растерянный, замолкал. Воспоминания тоже оборачивались коварством.

Ася могла на полуслове его прервать, могла задать ему какой угодно вопрос, он ей - далеко не всякий; она могла сказать: "Тебе, мой милый, пора домой", и он уходил; могла позвать: "Завтра в половине восьмого" онприезжал минута в минуту; в течение часа он мог десять раз сказать ей, какон любит ее, она - ни разу, и ни разу могла не улыбнуться на его признания.Но если Голубев хотел вдруг высказать Асе свое недоумение, он обращалсяне к ней, а к природе.

- В природе ищу законность своего существования, - говорил Голубев, но она, кажется, сомневается и сомневается во мне.

- Значит, мучаешься?

- Недоволен собой: не могу вписаться в природу. А ведь люблю ее!

- А может быть, все, что ты говоришь, - утопия? Если ты утопист, прими религию - единственная утопия, которая не обещает Царства Божия наземле, только на небе!

Когда они прощались перед отъездом Голубева в Египет, Ася погладилаГолубева по голове, поцеловала.

- Ты и в самом деле хороший! Я убеждаюсь в этом больше и больше.Съезди, милый мой, в Египет, пообщайся со священным Нилом, тебе этоочень нужно, вернешься, а тогда . Не задержевайся долго . Долго этоневозможно. Считать дни на воле хуже, чем в заключении! Там это тебезадано, а здесь задаешь самой себе!

Голубев хотел Асю обнять, она в испуге отстранилась.

- Что ты, что ты! Разве можно?

- Почему же нельзя?

- Множество причин.

- Хотя бы одна?

- Я с одним получеловеком, я с лагерным начальником жила. Асязаплакала, впервые за все время их встреч.

- Оставь! Ну оставь! Какое это имеет значение?

- Что ты говоришь! Подумай - какой ты мужчина, какой человек, еслиэто не имеет для тебя значения? - Ася заплакала навзрыд. И вдругулыбнулась: Поезжай в свой Египет!

В дверь позвонили, Ася пошла открыть. Просунулись головы двухстарушек-соседок, в один голос они спросили: